С рясами — на выход!

Ситуация вокруг Киево-Печерской лавры накаляется: 29 марта монахи УПЦ МП должны покинуть заповедные стены обители. Решение о разрыве договора об использовании монастырем памятника было принято якобы из-за нарушений правил пользования. Однако, судя по комментарию министра культуры Александра Ткаченко, монахам вовсе необязательно покидать монастырь. Достаточно будет, если монастырь «выполнит определенные условия». В частности «подсанкционные особы» должны уйти.

Настоятель монастыря митрополит Павел Лебедь — один из тех самых «подсанкционных особ» — в свою очередь заявляет что «они никуда не уйдут». Во всяком случае по-доброму. Скандал разрастается: в него вовлечены уже патриарх Московский, Папа Римский, генсек ООН, а также «хлопцы с передовой». И в этом нет ничего удивительного: ситуация вокруг КПЛ — своеобразный срез украинского общества и политики. Он демонстрирует и исторические наслоения проблем в государственно-церковной политике, и раны сегодняшнего дня.

Руины и лояльность

С формальной точки зрения, государство имеет все основания для разрыва договора о пользовании: строительство и перестройки на заповедной территории монастыря-памятника действительно не прекращались с момента передачи его в пользование монашеской общине. Чем, кстати, община гордится — она «подняла монастырь из руин». Отношение к «руинам» у церкви и музея всегда было противоположным. Но побеждала, как правило, церковь: монастырь продолжал строиться, а критика музейщиков разбивалась о митрополита Павла, как об утес.

Так что же, лучше позже, чем никогда? Расследование незаконного строительства в КПЛ и решение о сносе так же незаконно построенного храма-МАФа на фундаментах Десятинной церкви — правильные решения. Правильные не потому что «хорошие», а потому что законные.

Но неизбежно возникает вопрос: это прецедент? Теперь так же могут поступить со всеми остальными храмами (и не только храмами), которые были построены с нарушениями — в исторических и природоохранных зонах, на месте скверов и детских площадок? Беспорядочная незаконная застройка в наших палестинах — самое обычное дело. Так что же, теперь все — на слом?

Потому что если нет, то КПЛ и МАФ на Десятинной станут примером не торжества закона — пусть и запоздалого, а избирательного правосудия, при котором определяющую роль играет не столько степень наглости застройщика, сколько степень его лояльности к действующей власти.

В истории с КПЛ, к сожалению, ответ очевиден: незаконная застройка на территории заповедника — не причина, а повод. Об этом фактически сказал сам министр культуры: никто не собирается выгонять монахов и закрывать монастырь. Даже несмотря на то, что монастырь устроил на заповедной территории строительный беспредел. Монахи могу остаться в Лавре, если «будут выполнены условия». И в этом нет ничего нового, правила игры прежние — и строительство, и возможность пользоваться построенным и тогда, и теперь покупаются за одну и ту же монету — лояльность к действующей власти.

Трубадур Апокалипсиса

В чем же выражается лояльность в случае с монастырем? Посильны ли требования и возможен ли компромисс?

Боюсь, четкого ответа на эти вопросы нет ни у власти, ни у церкви. Эксперты со всех сторон предлагают разнообразные решения: от соломоновых — пусть ПЦУ пользуется Верхней лаврой, а УПЦ — Нижней, до радикальных — чемодан—вокзал—Россия. Среди интересных предложений — возможный переход монастыря под непосредственную опеку Вселенского патриарха. Но это вряд ли будет легким решением для УПЦ МП, которая вслед за своим московским духовным проводником разорвала отношения с патриархом Варфоломеем.

Как именно поступить, епископы УПЦ МП должны решить 20 марта на Священном синоде. Но особого оптимизма я бы не испытывала: формат Священного синода предполагает в первую очередь защиту интересов не столько церкви в целом, сколько епископской корпорации. А она будет защищать «своих» — т.е. епископов — любой ценой.

Скандальный настоятель Лаврского монастыря уже взялся за дело: привычно гремит апокалипсисом, который «начнется с Киева». Митрополит Павел — известный трубач Страшного суда. Но вот что любопытно: когда армия РФ наступала на столицу, ничего подобного митрополит Павел не говорил — видимо, был уверен, что лично его «апокалипсис» обойдет стороной, оккупанты его не тронут. Иное дело украинская власть…

Тактика настоятеля выглядит устаревшей, но это неважно: главное, чтобы действовала. Настоятель выпустил в мир видеообращение: он и второй подсанкционный митрополит Антоний от имени братии и мирян (присутствуют в кадре) просит «не позволить совершиться беззаконию». Поскольку говорит в кадре только митрополит Павел, а братия безмолвно присутствует, он как бы растворился в коллективном монашеском «мы». Все просто: митрополит Павел разбавил свою личную ответственность коллективной, превратил свою личную проблему с законом в проблему всего монастыря и представил спасение собственной шкуры как спасение самой Христовой Истины. И теперь за его беззакония и злодеяния должны понести наказание все. Или никто.

То, что события будут развиваться именно так, что епископы займут именно такую — непримиримую — позицию, было ясно. С самого начала, как только власть и силовые ведомства взялись за авгиевы конюшни УПЦ МП, им следовало действовать быстро и решительно — чтобы не дать оппоненту возможности перевести дух и перегруппироваться. Или не действовать вообще.

Но власть, увы, подступила к гордиеву узлу церковных проблем с тупым мечом и в запотевших очках. Свое решительное наступление на УПЦ МП она не довела до конца. Конец в данном случае — это не навесить ярлык «церковь-коллаборант», не отнять под надуманным поводом имущество и не слить в сеть «клубничку», подпортив репутацию малоизвестному монаху. Конец в подобных делах — это суд и приговор конкретному человеку за конкретное правонарушение. Или ликвидация церковной структуры, которая нарушила закон и подорвала национальную безопасность — что доказано (и доказательства не засекречены).

Увы, ни в отношении наместника Лаврского монастыря митрополита Павла, ни в отношении управделами Киевской митрополии митрополита Антония эта точка не была поставлена. Оба епископа оказались под санкциями, но не под судом. И при этом, как видим, вовсе не утратили возможности влиять на церковь и использовать ее в своих целях.

Молчание ягнят

Я не знаю, чем объяснить то, что власть решила затормозить наступление на «духовном фронте» как раз в тот момент, когда оно должно было вступить в решающую фазу. Возможно, она надеялась на легкую и, главное, эффектную победу на «внутреннем фронте» — телезритель очень нуждается в регулярных победах. Но вместо легкой победы власть поняла то, что понимали все ее предшественники: церковная политика — очень скользкая сцена для пиара. И теперь, когда момент упущен, дабы сказать «Б» придется брать на два тона выше: до угрозы отнять у строптивых попов самое дорогое, что у них есть.

Впрочем, власть могла просто понадеяться, что в церкви поймут ее сигналы и примут свои меры. Проявят, так сказать, добрую волю: самостоятельно подчистят свои ряды и заодно репутацию.

Но в таком случае расчет ОП тоже оказался в корне неверным. Вместо «шага навстречу» власть нарвалась не только на неприятие своих требований — она вызвала разочарование у оппонентов. Проблема не столько в том, что «Зеленский оказался не лучше Порошенко», а в том, что он не оказался «хуже» — точно так же не способен довести дело до конца.

Взять хоть проблему по имени Паша-Мерседес. Было заметно, что «личные гонения» на митрополита Павла (как и Антония) не вызвали протестов ни со стороны руководства митрополии, ни со стороны братии монастыря. Более того, многие в церкви надеялись, что наконец избавятся от одиозного зарвавшегося наместника КПЛ, который всем — от пономаря до митрополита Киевского — надоел хуже горькой редьки. Возможно, это инфантильно со стороны церкви — ждать, что занозу из их задницы извлечет кто-то другой. Но, увы, церковь сама не может этого сделать. Не только потому, что у «занозы» большие связи. Но потому, что это было бы против собственных правил УПЦ МП.

Я хочу ошибаться, но, боюсь, «переворот в УПЦ МП», о котором в последнее время много говорят и пишут, почти невозможен. Конечно, в УПЦ МП есть разные люди — в том числе украинские патриоты. Но не стоит возлагать на них слишком много надежд. В православии московского образца невозможна «революция снизу». Вся эта структура построена и держится на молчании ягнят. «Послушание» на всех уровнях заменяет верующим, воспитанным в русской православной традиции, абсолютно все, включая ум, честь и совесть каждого индивида. За редчайшим исключением.

«Революция сверху», увы, тоже маловероятна — и, боюсь, заседание Синода 20 марта, где епископы должны принять решение о судьбе Лавры, — это подтвердит. Казалось бы, почему бы им не «попросить» двух собратьев уступить и уйти, если таким образом можно оставить за собой «святые стены»? Но ни один епископ не пойдет на столь опасный прецедент. Кто-то окажется не готов «прогибаться» под требования «безбожной власти», но большинство не станет нарушать принцип неприкосновенности «князя церкви». Традиция русского православия этого не допускает.

Папа Римский и русские монахи

За права УПЦ МП уже вступились все, кто мог — от Фокс-ньюс до Папы Римского. Мы услышали даже те голоса, которые уже почти забыли — патриарха Кирилла и диакона в экзиле Вадима Новинского. Впрочем, эти голоса были поданы вовсе не для того, чтобы убедить украинскую власть убрать руки от имущества, в которое (в частности Новинский) вложили немало собственных средств. А для того, чтобы радикализировать ситуацию еще больше — вызвать раздражение не только на Банковой, но и в наэлектризованном украинском обществе в целом.

Неожиданно масла в огонь подлил папа Франциск. С неподражаемой наивностью (уж не знаю, наигранной или искренней) он высказался в защиту «русских монахов» и отметил, что нельзя выгонять молящихся из монастыря, «к какой бы конфессии они ни относились». Святой престол фактически дал понять, что считает УПЦ русской церковью.

Что ж, никто не сомневался, что у УПЦ МП есть связи и большие возможности быть услышанной в мире. Жаль только, что она не использует их для того, чтобы мир услышал не только о «гонениях на беззащитных монахов», но также об агрессии и геноциде в отношении украинцев. Создается впечатление, что руководству церкви по большому счету все равно, что будет со страной и ее людьми. Главное, «сохранить святыни» под своим контролем — без него они уже как бы и не «святыни». Людьми (если только они не епископы) можно и пожертвовать. Такое безразличное отношение к конкретным человеческим жизням и жизням целых сообществ — тоже часть русского православия и шире — русской традиции вообще.

Группа «крови»

Ни светская, ни церковная власти пока не демонстрируют готовности к компромиссам. Возможно, дело в особенностях военного времени. Возможно — в личных качествах лидеров. Но все, что нам остается, — ждать 29 марта и содрогаться от обмена репликами между оппонентами. Ничего нового: с обеих сторон апеллируют к законам, правам и «интересам народа», и тут же подкрепляют все это намеками на возможное кровопролитие.

Народный депутат от партии власти Потураев предупреждает, что к Лавре, если что, могут подтянуться «ветераны» (помочь с выселением монахов, надо думать, — если возникнут затруднения). Подсанкционный митрополит Антоний отвечает, что если кто и подтянется, может статься, что «на территории Киево-Печерской лавры по разные стороны противостояния встретятся побратимы».

Апелляции с обеих сторон к «хлопцам» вызывают тошноту. Начать с того, что участники «диалога», фактически, призывают дьявола гражданской войны. Продолжая тем, что жонглируя «хлопцами» и «ветеранами» ради защиты своей шкуры и имущества или поддержания рейтинга, обе стороны не скрывают, что готовы торговать чужой кровью.

Еще раз: ничего нового. «Кровопролитие» в этом контексте всегда присутствовало, и последние 25 лет — как фигура чисто риторическая. Еще пару лет назад апелляции к «кровопролитию» вызывали приступ зевоты. Но условия изменились. Прежние правила больше не работают. Через год полномасштабной войны кровопролитие стало чем-то повседневным для абсолютного большинства граждан страны.

Кровь больше не фигура речи. И не табу. В случае силового сценария выселения монастыря провокации — почти неизбежные в таких случаях — могут стоить очень дорого.

Ставки высоки и пока непонятно, насколько далеко готова зайти каждая из сторон, чем готова рискнуть, чтобы сохранить кто «святые стены», кто имидж «бескомпромиссного борца».