Отмечаем юбилей знаковой картины “Тени забытых предков” и отвечаем на вопросы: под чьим влиянием Сергей Параджанов изменил свой стиль, как советская цензура пропустила фильм в жанре магического реализма, чем картина сразу покорила Аргентину и Францию и почему она больше напоминает полуторачасовой музыкальный видеоклип.
Related video
В списке национальных шедевров “Тени забытых предков” занимают, по версии кинокритиков 2021 года, первое место. Картина получила более 100 призов и стала точкой отсчета для украинского поэтического кино. Фокус решил посмотреть на этот фильм с точки зрения современности: чем он возьмет сегодня? Что смотрится по-прежнему свежо, а что — устарело. И как так вышло, что только пятая картина 39-летнего режиссера Сергея Параджанова выстрелила на мировом уровне. Что не так с предыдущими?
Отметим, последнее время — к столетию Сергея Параджанова (1924-1990) — на YouTube вышло множество украинских видеофильмов крайне спекулятивного характера. Они почти ничего не объясняют — ни стилистику, ни творческий путь режиссера, подчеркивая только политическую составляющую его биографии (два тюремных заключения) или обыгрывающие одни и те же давно известные факты. С оператором Юрием Ильенко были такие расхождения на съемках “Теней”, что они с Параджановым вызвали друг друга на дуэль; никто, включая исполнителей главных ролей Ларису Кадочникову (на тот момент — жена Юрия Ильенко) и Ивана Миколайчука, не верил в ее успех. Параджанов не хотел брать “наше все” — Миколайчука — на главную роль, а видел в ней российского актера Геннадия Юхтина из “Весны на Заречной улице”. Дескать, ему не нужен актер “с бабьим лицом”, а нужен тот, у кого “лицо как нож”. Но пробы показали, что Миколайчук — более подходящая кандидатура. Премьера “Теней” в кинотеатре “Украина” стала политическим протестом против арестов представителей творческой интеллигенции, продвигающих национальную линию — в пику советско-партийной.
Все перемалывают снова и снова эти факты, и ни слова о том, в чем же фишка стиля Параджанова? С чего это он вдруг решил в 39 лет “стать другим”? Кто на него повлиял? Почему фильм “на ура” пошел, в первую очередь, в Аргентине и Франции? Мы ответим на эти вопросы, которые еще никто почему-то не освещал или не замечал.
“Тени забытых предков” — бэкграунд
До 39 лет армянин Сергей Параджанов, штатный режиссер студии Довженко, не снял ничего выдающегося, хотя с первого курса заявлял, что он — гений. Первый его фильм был экранизацией сказки молдавского писателя Эмилиана Букова о пастушке Андриеше, который мечтал стать витязем. Это откровенная ерунда: пафосная и нелепая. Хотя в ней есть то, что заинтересует Параджанова в “Тенях”: свирель, скалы и борьба со злым волшебником Черным Вихрем. Затем Параджанов снимает три подряд социальные картины — романтические фильмы с элементами комедии или мелодрамы: “Первый парень” (1958), “Украинская рапсодия” (1961), “Цветок на камне” (1962). Параджанов явно стремился попасть в мейнстрим. Все эти ленты сделаны по образу и подобию обаятельного суперхита о пролетариях Марлена Хуциева “Весна на Заречной улице” (1956, посмотрели 30 млн зрителей), снятого на металлургическом комбинате в Запорожье. Общая калька: симпатичные рабочие или сельские парни пробиваются в жизни, не без остроумия ухаживая за девушками. Хотя сыну армянского антиквара из Тбилиси, обожавшему и собиравшему все красивое (о коллекциях Сергея Параджанова ходят легенды), это не было близко, он снял вполне коммерческий хит. Фильм “Первый парень” посмотрели 21 млн человек. Но душа у Сергея к этому не лежала.
Тут неожиданно подвернулся грядущий 100-летний юбилей украинского классика Михаила Коцюбинского (1864-1913). На экранизацию его повести “Тени забытых предков” (1911) было брошено немалое финансирование. Параджанов быстренько подписался на проект. И повесть ему понравилась, ее жанр указан как история, драма, мелодрама. Это не совсем правильно, уточним ниже, чего не хватает.
Шекспир по-гуцульски
Формально у Коцюбинского — история гуцульских Ромео и Джультетты. Два враждующих рода: Палийчуки и Гутенюки. С чего началась эта вражда, как писал Коцюбинский, никто не помнил. Однако их дети — Иван Палийчук (Иван Миколайчук) и Маричка Гутенюк (Лариса Кадочникова) влюбляются друг в друга. Иван вынужден уйти на заработки, а Маричка в его отсутствие гибнет в горной речке. Иван несколько лет скитается по лесу. Затем выходит к людям и неожиданно женится на красивой и богатой Палагне. Хозяйство большое, но детей нет. Иван все прохладнее относится к супруге. Та заводит любовника — колдуна-мольфара Юру. В корчме муж и любовник дерутся секирами. Иван видит свою Маричку в виде мавки, идет за ней и погибает. Но главная фишка повести в том, что гуцулы живут в своем обособленном магическом мире. У них десятки языческих ритуалов, и все это — на фоне искренней христианской веры. Гуцулы общаются со стихиями и разными потусторонними существами, как с соседями по селу.
Мольфар в повести разговаривает с тучей на горе и заклинаниями заставляет ее повернуть, чтобы просыпать град мимо овец. “Тени” — не сказка в чистом виде, это тот самый магический реализм, который как раз в начале 1960-х стал ведущим мировым течением благодаря аргентинским писателям Борхесу и Кортасару и, чуть позднее — колумбийцу Маркесу, чей роман “Сто лет одиночества” (1967) станет классикой жанра.
Параджанов был очарован мистической и этнической начинкой повести и решил использовать на полную катушку свои художественные и организаторские способности. Он едет в Карпаты с огромной съемочной группой. Живет в гуцульских домах. Собирает утварь и одежду, а это — сплошная экзотика. Вместе с 25-летним композитором Мирославом Скориком записывает десятки местных народных песен, а так же игру на трембитах, которые в фильме звучат страстно и торжественно, как фанфары. Но это всего лишь интересный материал. Как его воплотить?
Параджанов понимал, что для экранизации нужна другая стилистика. Какая? Для него стал потрясением дебютный фильм 30-летнего режиссера Андрея Тарковского “Иваново детство” (1962). Это была поэтически-метафорическая рефлексия режиссера на тему судьбы мальчика-разведчика на войне. Параджанов несколько раз сходил на этот фильм и понял: это то, что ему нужно. За свой дебют Тарковский отхватил “Золотого льва” в Венеции.
Отметим, что на самого Тарковского и его стиль повлиял Александр Довженко своим немым шедевром “Земля” (1930). Яблоки в солнечных каплях, омытые дождем, и кони станут знаковыми образами для обоих мастеров, более того: Параджанов и Тарковский вскоре подружатся. Когда Тарковский в 1986 году умрет в изгнании, Сергей со сцены, плача, попросит зал почтить его память минутой молчания. А начало 1960-х стало мощным рывком для обоих.
Форма подачи
Когда я недавно пересмотрел “Тени”, понял, что это, по сути, яркий и образный полуторачасовой клип в стиле мрачного фэнтези. Лента сразу начинается в духе магического реализма или даже мистического хоррора — даже белые буквы “Студия имени Александра Довженко” Параджанов по-хулигански сделал кровавыми.
Название, понятно, тоже в таком дизайне. За кадром – стук топора. У Параджанова за первые шесть минут ленты происходит две смерти: старшего брата Ивана, Олексы, и их отца. Подрубленная смерека падала на ребенка и брат его спас, пожертвовав собой. Отец Ивана — Петр Палийчук — начинает доставать в церкви главу враждующего рода — Онуфрия Гутенюка. Уже на улице они дерутся секирами (бартками по-гуцульски). Экран показывает то, что видит отец Ивана: прямоугольник экрана заливается кровью, которая превращается, как в анимации, в скачущих красных коней — они словно летят на белом фоне. В повести никаких коней не вырывалось из сознания гуцулов. Где их Параджанов взял?
Была известная картина Кузьмы Петрова-Водкина “Купание красного коня” (1912 — год написания почти совпадает с выходом “Теней” Коцюбинского). Красного коня назовут символом-предтечей Первой мировой и революции 1917-го (картина из-за начала Первой мировой долго хранилась в Швеции). Красный конь – символ кровопролития. Есть подобный образ и в Откровении ап. Иоанна Богослова (Апокалипсис) 6:1-8: “И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга”.
Параджанов придумал символический образ вражды двух родов. И настолько удачно, что на Западе картина демонстрировалась под названием “Огненные кони” — там оценили находку.
Когда началась драка двух глав родов, возле телеги дрожала меленькая Маричка. Чтобы поучаствовать в расправе над давними врагами, Иванко попытался ее ударить. Девочка убежала. Он догнал ее и, схватив ленточки с головы, бросил в реку. И вдруг она сказала: “Ничего, мне мама другие купила — запасные”. “А я на сопилке умею играть” , — сказал мальчик. “А чего ты дерешься?” — задала вопрос Маричка. В фильме она заплакала. А в повести достала конфету и, разделив, половину отдала Иванко. Мальчик был обескуражен и дети стали просто мирно болтать. Девочка одним примирительным жестом остановила бег этих красных коней ярости! Дети стали дружить, голышом купались в речке. Иванко все больше влюблялся. Годы идут – молодые люди собрались пожениться. Но Маричка вздыхает: “Не быть нам парой”.
Красочный образный ряд картины сделан в ущерб линейности повествования, текст скомкан. Вошла в пародии перекличка главных героев по несколько минут: “Маричка! – Иванко!” – “Маричка! – Иванко!”. Так же, образами в ущерб действию, мыслил Тарковский.
К примеру, в сценарии “Андрея Рублева” (1966) была сцена нападения на селение татаро-монгол. А в фильме от нее только кадры догорающих крестьянских домов и церкви с множеством убитых людей. Параджанов и Тарковский переводили действие в образно-метафорический ряд – таков их способ художественного мышления.
У Коцюбинского Маричка, спасая скотину, погибла: она упала в горную реку. Об этом происшествии — всего абзац. И как бы это – трагическая случайность. У Параджанова трагедия происходит закономерно.
После гибели отца Иван вынужден был поехать на заработки – пасти овец. Он хотел накопить денег на свадьбу. Матери Ивана – Ганне – не по нраву невеста сына. Она, провожая, идет за ним и проклинает семью Марички: “Чтобы у них хата опустела, как у нас! Пусть сгинет их скотина!”. И вскоре мы видим, как девушка лезет на скалу, куда взобрался черный ягненок. Маричка осторожно двигается по краю пропасти. Затем берет ягненка на руки, но летят камни и девушка падает, не сумев удержаться. Скотина сгинула и дом опустел – проклятия Ганны сбылись. Гибель Марички спровоцировала мать Ивана: не забудьте, все герои фильма живут в магическом мире.
Параджанов не показал ни одного мистического существа, но магию он создает необычным видеорядом и музыкой. Например, такой эпизод. Палагна обнимает Ивана возле копны сена, а муж отстраняется. Затем он идет к реке и пьет прямо из нее. Съемка этого момента происходит из-под воды (!): Иван наклоняется на фоне облаков все ближе, затем видны пузырьки изо рта, и вот уже лицо парня исчезает.
Однако этот оригинальный прием Параджанов взял у Тарковкого из “Иванова детства”. Там мальчик с мамой сморит в колодец и тянет руку к поверхности воды: мы видим их снизу и наблюдаем, как от его пальцев расходятся круги.
Однако у Параджанова помимо формально красивого приема этот эпизод имеет более глубокий смысл. Такой ракурс – это словно бы на своего суженого смотрит утонувшая Маричка из реки. Аж мурашки по коже, это и сегодня – гениальная находка.
Конечно, чтобы снимать такие кадры, режиссеру и оператору нужно быть единым целым. В чем же была суть конфликта Параджанов с оператором Ильенко? Режиссер даже вызвал из Киева другого оператора на замену.
Параджанов хотел для своего нового мистико-символического стиля снимать плавно. А Ильенко, отучившийся во ВГИКе, был фаном модной тогда “французской волны”, где операторы снимали с рук. Так же, как в фильме Жан-Люка Годара “На последнем дыхании” (1960). Там это было от нищего бюджета, но — стало фишкой.
Бюджет у Параджанова был большой и Ильенко своими “ручными” съемками его бесил. Дошло до того, что они решили драться в Карпатах на дуэли. Но дождь сорвал их планы. Да и как-то расхотелось играть в аристократов. Однако раздражение режиссера сразу ушло после предварительного просмотра отснятого материала: Ильенко, хоть и камерой с рук, выполнил основные режиссерские установки, снимая подробно и небо, и землю – магия не исчезала в кадре.
Потом, в других своих лентах Параджанов всегда снимал плавно. Но в “Тенях” получился вариант пересечения двух художественных манер: смотрится совсем неплохо. Параджанов постоянно меняет ракурсы съемки: деревья мы видим то снизу, то сверху – это делает карпатский лес живым – и все это на фоне церквей.
Тарковский в кадре соединяет покосившийся православный крест на могиле (сквозь который светит солнце) и дерево – словно два мира: религиозный и природный.
Точно так же соединяет два мира Параджанов в своем шедевре – христианский и языческий, магический. Гуцулы здороваются: “Слава Исусу” – “Вовеки слава”. Слова эти десятки раз звучат в фильме. А также – заклинания и ворожба.
Один из свадебный ритуалов Параджанов сам изобретет: жених Иван и невеста Палагна (Татьяна Бестаева) продевают головы в ярмо. Мол, для Ивана этот брак — как ярмо на шею. Гуцулы, конечно, были недовольны, что режиссер влез со своим креативом в сакральную область. Но — художник есть художник!
Полный психодел
Когда топориком по голове Иван получил от свирепого мольфара Юры (Спартак Багашвили) – кадры вообще стали окрашены в психоделические тона, красно-желтые. Не только магический реализм в ленте, но и психодел, который только появится на Западе в середине 1960-х! Такого не было и у Тарковского. Как и красных коней. Андрей неоднократно выражал свое восхищение украинским режиссером.
После конфликта с колдуном Иван замкнулся в себе. Он слышит голос зовущей его Марички. В повести он точно знает, что это существо — мавка, и у нее должна быть кровавая дыра в спине. Он старается не смотреть туда. Более того – она сбегает от него, испугавшись чугайстера – доброго лесного духа. Это волосатый дед, который охотится за мавками и поедает их, чтобы те не губили людей. Иван еле отделывается от чугайстра, потому что стремится к возлюбленной – пусть даже в ее потустороннем обличье.
В фильме чугайстера нет: Иван просто идет за Маричкой, у которой “иное”, серебряное лицо. Они протягивают руки друг другу и при их соприкосновении раздается крик Ивана: красным окрашиваются деревья — парень погиб, упав с обрыва (в кадре покрашенные красной краской ветви).
Общая формула произведения шекспировская: любовь юноши и девушки из враждующих родов – попытка их разлучить – воссоединение влюбленных на том свете. Однако главная трансформация в том, что социалистический реализм в своем кино Параджанов превратил в магический. Это был сильнейший ход!
Концовка фильма: тот же стук, что в начале, но это не звук топорика, а стук молотков, забивающих в гроб гвозди, где лежит Иван. Показаны дети на фоне окна: автор надеется, что красные кони на время прекратили свой страшный бег.
Мировой успех фильма “Тени забытых предков”
Где впервые выстрелил шедевр Параджанова? Не в Украине. Картина у советской номенклатуры вызвала подозрение. Там ничего не было про социальную несправедливость. Фильм, который был полностью закончен летом 1964, стали отправлять на фестивали. В прокат его не запускали, хотя столетие Коцюбинского как раз было 17 сентября 1964 – кино было подозрительным: мистико-религиозным с дикими гуцульскими страстями (в фильме часто происходят убийства, но никакой криминальной ответственности за них не следует).
Вдруг стало известно, что “Тени” победили в Аргентине: фильм получил премию за режиссуру и приз критиков в городе Мар-дель-Плата. Параджанова туда не пустили из-за шутки: “Покупайте билет в один конец”. Отправились Кадочникова и Миколайчук, ничего не ожидавшие от картины. А там случился фурор. Почему? Потому, что южноамериканцам близок магический реализм. Затем триумф во Франции по той же причине: Кортасара и Борхеса раскрутили именно там.
Англоязычная часть света гораздо спокойнее отнеслась к “Огненным коням”. Кино продолжало покорять южан: Гран-при МКФ в Салониках (Греция), Кубок на Фестивале фестивалей в Риме (Италия).
В советском прокате лента собрала немало, как для экспериментального полотна: его посмотрели 8,3 млн человек. Фильм давал ощущение красоты и свободы: гуцулы жили, как им нравилось.
Кого-то сегодня может раздражать отсутствие в ленте внятной линейной истории. Поэтому, когда соберетесь смотреть – настройтесь, что это огромный музыкальный клип – с яркими красками, масками и пестрым убранством гуцулов, дивной природой Карпат и необычной игрой трембит. Однако это не “поэтическая драма о большой любви”, как указано в начале, а “магическая”. И ее волшебство не утратило силы даже спустя 60 лет.
Zgłoś naruszenie/Błąd
Oryginalne źródło ZOBACZ
Dodaj kanał RSS
Musisz być zalogowanym aby zaproponować nowy kanal RSS